19 февраля 2011 года, в 17 часов в Центральной библиотеке имени М. Ю. Лермонтова Встреча из цикла «Вечерние разговоры о поэзии». Этот вечер был посвящен Леониду Завальнюку. Встречу провел профессор Ярославского педагогического университета Владимир Ильич Жельвис.

Поэт в России… Память услужливо подсказывает окончание знакомой формулы:

« – больше, чем поэт». Но вот вопрос – почему же больше?! Потому ли, что поэт может быть ещё и наставником, учителем жизни? Или потому, что он может влиять на политические воззрения, быть инако- или как надо- мыслящим? Но у наставников и политиков своё назначение, независимо от того, в рифму или нет выражены их идеи. А поэт… Поэт в России, как и всегда, мучается оттого, что «мысль изреченная – есть ложь». И пытается, напрягая душу, прорваться к высшей – не житейской и не политической – правде. Об этом в стихотворении «Мыслящее слово» писал прекрасный русский поэт, недавно ушедший из жизни, – Леонид Завальнюк:

«Мысль изреченная – есть ложь. / Правдиво мыслящее слово. / За гранью чувств его основа, / За гранью снов живая дрожь. / Не меч карающий, не знамя, / Не утешения вино, / Оно есть – путь, / Процесс познанья / Того, что ведать не дано». Так что вряд ли поэту надо быть «больше, чем поэт» – у него и так задача огромной важности. Главное – быть поэтом истинным. Таким и был Леонид Андреевич Завальнюк.

Странно и несправедливо, но этого замечательного – глубокого и сильного – поэта очень мало знают в России. Вернее, знают как поэта-песенника. Это понятно – песни на его стихи раньше нередко звучали по радио, музыку ко многим из них написал композитор Юрий Саульский. Это были хорошие эстрадные песни или песни из кинофильмов. Однако, поэт-песенник – это всё же ремесло: не менее, впрочем, уважаемое, чем, например, столяр-краснодеревщик. Ремесло помогало кормить семью. Но Леонид Завальнюк был просто поэтом, без приставок. Всего лишь настоящим поэтом…

И при этом – ни на кого не похожим. У его поэтической струны совершенно особый тембр и смысл. Вот, например, стихотворение «Пеликаний пруд». Не слишком умный мальчишка кинул палку в пеликана. А тот:

«Пришедший к кротости через все искушенья, / Спокойно-медлительный, как древний чёлн, / Он знает: обида – тоже средство общенья. / Он ценит обиду, он слишком учён». Кто ещё мог так сказать, кроме Завальнюка?

Его поэзия – это поэзия мудрости, настоянная на самоиронии, любви и печали, тонкости и страстности, боли и стремлении к свету.

Он мог вместить весь мир в свою душу – не повысив в стихе голоса, а только мягко улыбнувшись:

«…Вот так, когда перо его от осени здорово, / Ум чист и волен, а душа добра, / К нему приходит каждый год разумная корова – / Блуждающий клочок потёртого ковра. / А дальше – мокрый, говорящий пёс. / А дальше – дух какой-то неопознанной частицы. / А дальше в суть его слетаются, как птицы, / Забытых песен голоса и нерождённых звёзд. / / Вот так они сойдутся в нём и будут жить до мая, / Друг к другу и к нему нездешней благодарности полны. / Не потому, что он их очень любит. / Или даже понимает. / А только потому, что в нём они равны. / Равны пред небом и землёй. И он им тоже равен».

Истинный поэт, Леонид Завальнюк и людей чувствовал так, как дано только поэту. Вот возникает в стихе утренний вокзал:

«Шли люди Пярну и Чимкента, – / Весь мёд земли и смертный яд, / И всё, что шло, общалось чем-то, / Минуя слово, жесты, взгляд. / И я шёл тоже в той толпе. / И в каждом жил и знал навылет…».

Глубокой человечности Леонида Завальнюка свойственно и одно из самых человечных качеств – настоящий, тонкий юмор. Но и юмор у него очень своеобразный. Вот, например, стихотворение о том, как «не то во сне, не то на Сретенке» он встретил странную семейную пару: жену в наморднике, а мужа – всего искусанного этой женой. Его желание помочь несчастным было пресечено кусачей красавицей:

«Вы беспокоитесь напрасно: / Живём мы трудно, но чудесно, – / Чего ж ещё в конце концов! – / Я молвил: / – О-о-о! – / А он согласно / Кивнул искусанным лицом, / И взор его зажёгся той / Непостижимой теплотой, / Тем горним, рвущимся сквозь тьму / И в общем-то нездешним светом, / Что дарит жизнь на свете этом… / Поэтам? Нет, брат, не поэтам / Счастливым. Больше никому».

В поэзии Леонида Завальнюка есть некая неисчезающая нота, которая то затихает, то звучит вновь – с постоянством привычной боли. Эта нота во многих его стихах явлена в слове «сиротство». Он пишет:

«Но что же делать, если, пригляжусь, сквозь все года / Любые чувства прерывисты. / И только сиротство – сплошная линия, / Идущая неизвестно откуда и уходящая неизвестно куда».

Этому, конечно, есть биографические причины: ранняя смерть матери, детство, пришедшееся на войну, эвакуация, скитания по городам и весям, сложные послевоенные отношения с отцом… Но у Завальнюка чувство сиротства, бездомности – вселенское. Жизненные обстоятельства только истончили душу для восприятия этого всеобщего и всепроникающего горя… И он может понять нелепого и озлобленного соседа дядю Федю, который, в сущности, «…просто живой, / Заблудившийся крик / О несбывшемся доме, / О крушенье вселенной». И в то же время смутно догадывается, что это космических масштабов сиротство – какое-то «неведомое, нездешнее семя, / Которое упало на Землю и не может, вот уж тысячи лет / не может никак прорасти».

Поэзия Леонида Завальнюка – насквозь философская. И при этом лишена философского спокойствия. Ещё меньше её можно назвать тихой лирикой – хотя автор, судя по всему, жил тихо, себя не пропагандировал, об известности своих стихов не заботился. Нет, не тихая лирика – страстная, напряжённая:

«Пусть судьба натянется до крика. / Надо круче, резче брать душе, / Надо быть пронзительней и выше»!

Эта яростная требовательность к себе с особенной, предельной, силой проявилась в трудные для всех перестроечные годы:

«Быть ныне собой – это значит / (О жизнь моя вскачь! О старость!,,) / Всю плоть свою вытеснить начисто, / Чтоб только соль и осталась. / Чтоб только душа осталась, / Чтоб билась она и кипела. / И плавилась. И разрасталась. / И всё, что ей задано, спела!»

Так что, совсем не требуется да и невозможно истинному поэту быть «больше, чем поэт». Куда уж больше, если вот так пишет о поэте Завальнюк:

«Ты – почта жизни. / День грядущий / Тебя заслал, чтоб передать: / Поэзия не умирает / И паруса не убирает, / Чтоб встречный ветер переждать».

И дальше, в том же стихотворении:

«Чем выше дар, тем каторжней закон: / Не жаждой счастья иль иной подачки – / Самим прозреньем ты прикован к тачке, / И, как твоя судьба ни накренится, / Уж не имеешь права уставать / Ни от того, что есть, / Ни от того, что снится, / Как не имеет права бастовать / Единственная в городе больница!»

Леонид Андреевич Завальнюк прожил жизнь настоящего поэта: внешне тихую, а внутренне (судя по стихам) напряжённую, ярко горящую. Он умер 7 декабря 2010 года. Ему было 79 лет. Родился он и раннее детство провёл на Украине. Потом война и послевоенная жизнь провели его по разным городам и сёлам нашей страны. После службы в армии он остался жить на Дальнем Востоке, в городе Благовещенске. Затем переехал в Москву, где и прожил все последние годы – больше четверти века. Но самым родным остался для поэта Благовещенск, о котором он написал: «Где дом друзей, там родина моя».

В Благовещенске с ним и познакомился Владимир Ильич Жельвис, ныне профессор Ярославского педагогического университета, доктор филологических наук, друг нашей библиотеки. Для Владимира Ильича Леонид Завальнюк стал одним из самых любимых современных поэтов. И можно не сомневаться, что вечер, который Владимир Ильич проведёт в нашей библиотеке, – вечер памяти Леонида Завальнюка – пройдёт на той самой чистой ноте, которая так дорога нам в творчестве этого прекрасного поэта.

Ирина Шихваргер

Телефоны: 21-07-34 (директор С. Ю. Ахметдинова); 21-36-65 (организатор вечеров И. Х. Шихваргер)