Ярославские поэты Святослав Клоков и Владимир Мокляк – друзья. Студенты. Им сейчас по 20 лет. Вся жизнь впереди, как говорится. Можно сказать и по-другому, не менее банально: каждый из них ещё только отправляется в жизненное плавание. Но вот, кстати, о плавании. У Святослава есть стихотворение «Лодка». Оно начинается так: «Под светом неискренних звёзд / на затерянном среди северных морей / Острове Последней Надежды / мы молча греем руки / у догорающего костра / разведённого из нашей / лодки». Никуда больше не поплывёт лодка, потому что, как сказали двадцатилетним поэтам Мудрецы: «Все пути ведут из Пустоты в Пустоту». У того же Святослава Клокова в другом стихотворении опять появляются неискренние звёзды: «Всё темней и тесней и страшней и прохладней вокруг / и дорога под хохот неискренних звёзд невзначай замыкается в круг». Это страшно, когда звёзды – проявление самого высокого видимого света – неискренние. Страшно, когда дорога, ведущая вдаль, предательски замыкается в круг. Но обратим тут особое внимание на слово «прохладней».

Казалось бы, когда «темней, тесней и страшней», должно быть «холодней». А вот – «прохладней»; невыразительное какое-то слово, и кажется оно здесь ненастоящим. Да в том-то и дело, что говорит оно о ненастоящем. О том, что нет ни горячей любви, ни холодной ненависти, а есть только равнодушное, трусливое прозябание. Как говорил в «Апокалипсисе» Христос: «Знаю твои дела; ни холоден, ни горяч; о, если б ты был холоден или горяч! Но поелику ты тёпл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст моих». Тёпл – прохладен… Недаром в современном мире так модно английское слово «cool», что и означает «прохладный». Но не для молодости и не для настоящей поэзии эта милая равнодушная «прохлада»!

Однако, почему же и у Святослава Клокова, и у Владимира Мокляка, да и у многих других молодых поэтов – не столько протест против «ненастоящей» жизни, сколько желание уйти? Иногда – совсем уйти… Вот Владимир Мокляк с бесстрашием (или с безрассудством) молодости пишет: «Нам заранее всё прощено. / Значит, можно уйти по-английски, / Тихо щёлкнув замком, всё равно / Осень будет предсмертной запиской». Стихи Святослава тоже пронизаны подобными мотивами. Конечно, это – юность, с её обострённостью чувств, с трагической силой личных переживаний. Но только ли в этом дело?

Задолго до рождения и Святослава Клокова, и Владимира Мокляка, по окончании Второй мировой войны, один европейский философ сказал: «После Освенцима нельзя писать стихи». Однако же, писали и пишут – и после Освенцима, и после Хиросимы, и после шаламовских «Колымских рассказов». Видимо, человечество обладает счастливым даром самоисцеления. Раны затягиваются, жизнь продолжается. Иногда даже на месте массовых расстрелов строят удобные жилые дома – для новой счастливой жизни… И только поэтам, да и то не всем, да и то, как правило, в молодости, дано почувствовать накопившуюся в земле и воздухе невидимую, невысказанную, неотплаканную боль, немое страдание…

Мне кажется, особенно остро это могут ощущать российские поэты, чьё детство, как у Владимира Мокляка и Святослава Клокова, пришлось на 90-е годы XX века. Они ведь росли и взрослели без всяких утешительных идеологических подпорок, им самостоятельно приходилось искать и новую почву под ногами, и неотравленный воздух для души. Это было трудно, не все обретали надежду. Отсюда и желание уйти, не видеть, не слышать… Иногда кажется, что молодая поэзия этим просто больна… А ещё совесть. Мне кажется, именно обострённая совесть не даёт Святославу и Владимиру, зная всё, о чём было сейчас сказано, писать просто красивые, приятные стихи. Поэма, написанная в соавторстве Клоковым и Мокляком, «Римский синдром» начинается элегически-красиво: «Черепком прекрасной древней вазы, / Осколком от минувшей красоты…» И тут же: «До позвонков по горлу раз за разом… / Брезгливое молчание толпы…» И никуда не деться ни поэту, ни читателю от страшного вопроса: «Какой здесь год? Какой по счёту Рим / Сгорает в обречённой эйфории?»

Однако, душа человеческая не может долго жить под гипнозом свершаемого в мире зла. Почти инстинктивно, по самой природе своей, она стремится к свету, добру, надежде. Это стремление – несмотря ни на что, даже вопреки настрою самого автора! – ясно читается в стихах Святослава Клокова. Он не пишет, конечно, абсолютно оптимистических, «позитивных», как сейчас говорят, стихов. Разве что, когда иронизирует: «Посоветуйте хорошего поэта / чтобы в меру счастья и тоски / чтоб покрыты серебром виски / чтоб про всё короткие ответы / про любовь про родину про бога / про дорогу звёзды облака / чтоб строкою в лоб наверняка / по ночным сомненьям и тревогам». Нет, устремлённость к добру и свету у него совсем другая. Она в том, что есть у поэта «возможность вспыхнуть и сгореть / над миром, проклятым любовью». Она в просьбе: «Господь отец / сожги мои слова / и сотвори мелодию из пепла». И ещё в одной просьбе, обращённой к Богу – просьбе совсем не благостной, скорее дерзкой: «Дай мне первую строку / дальше сам / по-пластунски поползу / к небесам / через слякоть буераки / и мрак / по-пластунски на авось / кое-как». И так естественно, сквозь все его «ночные сомненья и тревоги», звучит у Святослава Клокова: «Я уже никогда не умру / слушай музыку вечности / слушай / как кончается ненависть вдруг / и душа утекает наружу / заполняя пространство собой / растворяясь в безумии ветра / нам останется только любовь / как один из возможных ответов / как последний ответ на вопрос / как свеча на ветру бесполезный / беззащитный как мёртвый Христос / невозможный / единственно верный».

В поэзии Владимира Мокляка – другое противоядие от зла и отчаяния.

Его стихи тяготеют к традиции. Иногда в них появляется интонация русского романса: «Заплети мне венок из роз, / Моя верная вечная боль». Или: «Гасите свечи, господа, / Гасите свечи… / Теперь навечно, навсегда… / Гасите свечи». И хотя содержание двух этих стихотворений трагично, но упорядоченность стиха и романсовая интонация «приручают» боль, не дают ей рвать сердце. А в его стихотворении о любви, полном чувства собственной вины, вдруг мелькает: «Слишком тонкая стонет нить / между нами…» И это словосочетание «тонкая стонет нить» – с его тихим звоном: н – н – н… – незаметно так «истончает» душу читателя, что дальнейшее авторское самобичевание уже не кажется ему слишком обоснованным. И он, читатель, желает автору счастья…

Святослав Клоков и Владимир Мокляк на вечере в Лермонтовской библиотеке будут читать стихи на два голоса: то подхватывая своим стихотворением только что прозвучавшую тему в стихе друга, то споря и противоборствуя с ней. И так же: то в согласии, то в контрасте – будет звучать сопровождающая стихи музыка в исполнении друзей авторов – Андрея Хохолькова (скрипка) и Ильи Лебедева (гитара).

А назвали мы наш вечер «На чистовик», потому что в этих словах есть и стремление поэтов жить «без черновиков», то есть по-настоящему, и стихи писать начистоту и от чистого сердца.

Добавим, что на вечере, кроме стихов, прозвучит и фрагмент пьесы, написанной Владимиром и Святославом. Эта пьеса называется «После». В диалогах действующих лиц речь идёт о роли любви в жизни человека, а ещё о поэте – его судьбе и значении. Действующие лица в этой пьесе такие: Клоков, Мокляк, Есенин, Орфей, Чёрт, Девочка-любовь. Интересно? Приходите на вечер!

А если Вы хотите полнее познакомиться с творчеством Владимира и Святослава, то можете найти их произведения в Интернете, в социальной сети «Вконтакте» по ссылке: vk.com/zerkalapoetov

И всё-таки, живого общения Интернет не заменит. Приходите на встречу с поэтами в библиотеку. Мы будем Вам рады!

Ирина Шихваргер